Живая вечность
БОГОСЛОВИЕ БЕЗВОЛИЯ
См.: свобода, смирение.
Господь Иисус обычно обращался к свободным людям, к "среднему классу", который нанимал работников. К наёмным работникам он обращался значительно реже. Рабов в израильском обществе того времени было мало. Тем не менее, однажды Иисус назвал евреев - всех - рабами, на что сразу получил отповедь - мы, мол, свободные люди, никогда никому рабами не были. Отповедь была тем более резкой, что всё-таки страна была оккупирована. Но оккупация ещё не рабство. Впрочем, Иисус тут же сказал, что имел в виду рабство греху.
"Рабство греху" всего лишь метафора. Поэтому человек довольно легко признаёт, что он раб греха - это как-то не обидно, потому что - а кто нет? Вера в Христа вовсе не освобождает от этого метафорического рабства - уже апостол Павел грустно замечал, что делает то, чего не хочет, а что хочет, того не делает. Это и есть рабство.
Метафоры метафорами, а рабство ужасно именно своей реальностью. Ты - вещь. Сатана так не манипулирует рабами греха, как люди - друг другом. Он-то осторожничает, как бы к Богу не убежали, а людям, коли рабовладельцы, и сам Бог кажется их холопом - как Они его волю истолкуют, такая она и есть. Постановили, что рабы предопределены быть рабами, значит, рабство установлено Богом.
Поскольку рабство абсолютно конкретно и легко описывается математически, постольку легко описывается и подсчитывается уровень свободы в разных странах, сословиях, семьях и т.п. Итог на сегодня известен: свободы больше в западных странах настолько, что даже те восточные страны, которые вполне свободны, кажутся "западными" (как Япония). Деление это началось до Христа - какие софизмы ни плети, а Греция Геродота была свободнее Персии, греки - свободнее персов. К современной Греции и современному Ирану это тоже относится.
Тем не менее, споры о свободе больше велись не в Греции, не в православной традиции, а в католической, "западной". Эти споры начались в V веке, а в XVI веке разгорелись с новой силой и привели к первым принципиальным разделениям среди протестантов. Православная, "восточная" традиция таких споров не ставила. Можно списать это на то, что в сравнении с Западом православный мир всегда был менее свободен, а после падения Византии и рождения Российской империи, православие надолго стало верой не очень свободных и очень несвободных людей, а к тому же ещё и рабовладельцев или, мягче выражаясь, крепостников.
Тем не менее, методически было бы неверно считать, что православие равнодушно к вопросу о свободе воли из-за внешних обстоятельств. Про рабство греху ведь не православные говорили, а Господь Иисус и апостол Павел. Стараться ли рабу освободиться - об этом Павел рассуждал, не Радищев. Православие не создаёт, а развивает богословие несвободы, без которого неполно богословие свободы.
Несвобода есть зло, часть зла, и до конца тьмы (который почему-то именуют концом света), несвобода будет всегда. Самый свободный человек свободен внутри несвободы, а внутри самой либеральной свободы предостаточно очень реальной несвободы. На этом спекулируют рабовладельцы, заявляя, что свобода - выдумка. Верно, свобода - выдумка, но свобода - выдумка Божья, а рабство - выдумка человеческая.
Русский язык придумал не только омерзительный псевдоним рабству - "крепостничество" (можно подумать, речь идёт о защите какой-то крепости), но и дивное "неволя". Не угодно ли рассмотреть вопрос о том, как невольник может, вопреки поговорке, стать богомольником? Правда, невольник будет молиться не так или не тому, к кому понуждает рабовладелец, но всё же и невольник может молиться и знает при этом, что - не эскапизм и не опиум. Не мираж, не призрак.
Разве дело только в том, кто первый - Бог или человек? Разве в реальности нет рядом третьего - другого человека? Этот другой человек всегда ограничивает и мою свободу, и Божию, он должен быть принят в расчёт. Задача-то на движение не двух тел, а трёх, а это совсем другой уровень расчётов, бесконечно более сложный. Не двое перетягивают канат или играют в мяч, а трое строят дом (и немножечко одновременно разрушают). Вот нельзя судить Лютера и его отношения с Богом, как будто рядом не было коррумпированных пап и вороватых торговцев индульгенциями. Нельзя - а до сих пор в Ватикане его так судят.
Именно решением задачи о трёх телах занимается православная традиция. Не богословие, как рационально упорядоченная система, а именно Предание как соединение рационального и эмоционального, интеллектуального и телесного. Ответ, соответственно, не столько словами, сколько телесным опытом, показыванием собою как можно быть свободным, находясь в неволе, как можно безвольному всё-таки призвать Бога всем сердцем, как можно быть свободным без права на свободу, не бунтуя, не разрушая, но и не подличая. Как можно быть смиренным, не становясь скромным, как можно утешать, не уничтожая источник беды.
Учить, как сила Божия совершается в больном, но волевом человеке - это всякие могут, а вот научитесь, как в безвольном, хотя и здоровом человеке, всё-таки происходит чудо рождения от Духа, чудо роста, - это к православным. Только полезно помнить, что от имени Православия обычно вещают как раз люди сильной воли, очень западного типа, свободные, насколько может быть свободен рабовладелец.
Смирению надо учиться не у тех, кто говорит о смирении, будучи силён, при власти (не обязательно материальной), а у тех, кто слаб и безволен, спички надломленной не сломает и спички курящейся не затопчет, потому что лень, а всё-таки - верует и может даже иногда что-то сделать. Хотя сильно рассчитывать на это не надо - всё-таки безвольный, хоть и святой... И уж, конечно, надо довольно тщательно обходить тех, кто лишь имитирует безволие, чтобы манипулировать любимым, шантажируя своей слабостью. Обломов таким не был, а именно Обломов лучше всего воплощает идеал юродивого, который не от одежды отказался (хотя и от неё тоже - халат-с...), а от своей воли. На это место, может, и не Божья воля пришла, но и не сатанинская. Безвольный человек болен, конечно, так он в этой болезни так Духа Божия зовёт, как здоровый никогда не позовёт. Вяло зовёт, изредка, неубедительно зовёт, а всё-таки - на особый и неповторимый лад.
Безволие есть болезнь и нищета. Но болезнь и нищета далеко не всегда безволие. Очень часто больные и нищие - крайне волевые, а подчас даже деятельные создания, и грехов у них может быть намного больше болячек или нищеты. Гордый и агрессивный нищий, высокомерный и агрессивный больной - рядом с ними, а не рядом с гордыми богачами и высокомерными спортсменами пребывает совершенно не агрессивный, а мирный и смиренный безвольный человек. Безволие может соседствовать с агрессивностью, а может и изжить его - вот урок безволия. Свобода настолько велика, что есть свобода воли, но есть и свобода безволия.
Агрессивность, кстати, это знает и пытается скрыть, утверждая, что воля не может быть без агрессивности. Может, ещё как может - в том числе, это воля безвольного человека. Обычный-то безвольный человек очень даже агрессивен... Да и все агрессоры, пожалуй, агрессивны именно в силу того, что безвольны - во всяком случае, у них нет воли к миру.
На место безволия, когда оно свидетельствует, что воля - ещё далеко не весь человек, приходит Бог, Бог безвольный, Бог пассивный, Бог, предпочитающий умереть, но не проявить Своей воли... И этот Бог - тоже Христос. Который учил молиться "да будет воля Твоя", а не "сделай меня волевым человеком и иди по Своим делам".
КПД зла и КПД любви
КПД ненависти в десятки раз меньше КПД любви. Поэтому Богу от человека нужно очень мало. Рычаг с огромным плечом у Бога есть, но хотя бы чуть-чуть пальчиком пошевелить… Чуточку-чуточку…
Так ведь нет! Некогда. Время уходит на разглядывание достижений зла. На сокрушения о том, что плохие людям умеют объединяться, а хорошие вечно ссорятся. О том, что одирн хулиган может в мгновение ока разрушить то, что ты строил всю жизнь.
В мгновение ока хулиган разрушит любовь всей твоей жизни? Ах, ты не это имела в виду, грешная душа моя? Ну-ну…
Впрочем, и секундного проблеска любви весь ад не в силах разрушить. Только где он, этот проблеск… Ну, секундочка ещё есть!
